Вадим Шакун - Смерть заказчика[СИ]

— Тань, а ты английский знаешь? — решился наконец прервать поток ее словоизлияний.

— Школу с английским уклоном закончила, а что? — удивилась она.

— Письмо одно надо написать, — я тут же сунул ей в руки лист бумаги и ручку. — Поможешь?

— Ну… Витя. Я могу попробовать.

— Пиши, — я хлебнул из бокала «Бакарди», затянулся сигарой и начал диктовать. «Дорогой сэр, точка. Детективное агентство «Санта — Барбара» готово предоставить в ваше распоряжение имеющиеся в нашем распоряжении сведения относительно нынешнего местонахождения известного хакера господина Щукина Леонида Степановича, гражданина США с 1998 года, точка. Прошу вас передать нам на Е-майл условия получения нами обещанного вами денежного вознаграждения, точка. С уважением, запятая, Виктор Сковорода, запятая, детектив, точка».

— «Ваше» — «наше», — смущенно пробормотала Таня. — А это тот самый Леонид Щукин, о котором в газетах год назад писали? Он какой–то банк на кучу миллионов нагрел.

— Да, дорогой мой Ватсон, тот самый, — кивнул я. — Давайте манускрипт, сейчас отредактируем.

— Так у меня на английском уже, — смущенно призналась гостья.

— Гм… — на английском я читал сносно, но не так, чтобы собственноручно править столь важные документы. — Ну… Ты сама тогда все отредактируй, убери тавтологии.

— Виктор, а где он? — с любопытством спросила она. — Его ведь Интерпол ищет и никак найти не может. Как вы его нашли?

— Дело в том, дорогой Ватсон, — от всей души наслаждаясь моментом, сообщил я, — что неуловимый Леонид Щукин и есть наш безвременно погибший господин Дубов.

— Да что вы говорите? — недоверчиво удивилась Таня Чернова. — А что ему надо было в конторе по обмену жилья, или в рекламном агентстве Горюнова?

— Ну… Может, на конкурентов работал. Промышленный шпионаж и все такое, — сказал я несколько неуверенно. Действительно, если в отношении квартирного бизнеса допустить это было легко — его я не знал совершенно, то вот насчет Женьки сомнения меня глодали весьма и весьма основательно.

— А они за мертвого деньги дадут?

— Не сыпь мне соль на рану, — огрызнулся я. — Потому и хочу сначала подписать договор, а уж потом поделиться информацией.

— А премия большая? — поправив очки поинтересовалась она.

— «Штук» на двадцать можешь рассчитывать, — после непродолжительного раздумья пообещал я. — «Зеленых», конечно.

Таня посмотрела на меня с нескрываемым интересом:

— А налоги?

— Это мы обойдем. Какие, к черту, налоги?! — возмутился я. С самого начала мною было задумано перечислить миллионную банковскую премию на тот счет с которого Варька спекулирует через Интернет валютой. Счет заграничный, так что в России не ловится. С какой стати дарить этому гребаному государству кровные 130000 баксов из честно заработанного мною миллиона? Это, если с меня сдерут только 13 процентов.

— Ну… Давайте попробуем, — несмело согласилась она. — При убитом, ведь, и правда, диск с какими–то программами нашли. Я же вам говорила.

— Спокойно, Ватсон, командовать парадом буду я, — совместил я разом две цитаты. — завтра едем к господам присяжным заседателям, в смысле — в ментовку. Получаем у них документальное свидетельство о смерти подзащитного и дело в шляпе. Столь удачно составленное вами послание я отправлю электронной почтой сегодня же.

— А что у нас на ужин? Я проголодалась, — пожаловалась Таня.

— Индейка в холодильнике есть, — вспомнил я. — Давай в духовке заделаем по американскому рецепту. Дня на два хватит, это точно.

— Ну, индейка, так индейка, — согласилась гостья.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Следующий день оказался днем моего самого большого унижения на профессиональном поприще. В смысле — одни разочарования.

— Ты как сюда попал, Сковорода? — обалдело спросил Михайлов, когда я без стука вперся к нему в кабинет.

Начало было удачное: удивить — значит победить. Суворов, кажется, сказал.

— Мне покойник ваш нужен вот так, — я черкнул ребром ладони себе по горлу. — Отпечатки пальцев, все такое с официальной справкой о смерти. Магарычевое дело, между прочим.

— Ты больной что ли? — сердито поинтересовался хозяин кабинета.

— Выздоравливающий, — миролюбиво ответствовал я. — Нет, правда, вам этот жмур на хрен не нужен, а мне пригодится. Ящик коньяка готов поставить не фиг делать. И что бы «пальцы» его в документах тоже были.

— Сковорода, пошел ты на хрен, — устало покачал головой Михайлов. — Правда, не до тебя. Мы уже «жмура» в Округ отправили, к родителям. Со всеми документами.

— Вот, блин! — пришел черед удивиться мне. — Они что, местные?

— Они заяву еще в воскресение дали, — устало вздохнул Михайлов. — Он им каждый вечер из гостиницы нашей звонил, когда здесь был. Любящий сын и все такое… В общем, иди и не просто иди, а…

— Это точно его родители, а?

— Кравченко Александр Исакович, и отец его — Кравченко, и мать его, налево–направо, тоже — Кравченко. И чего ты, Сковорода, ко мне пристал! — возмутился хозяин кабинета. — И «пальцы» его. У него привод по малолетству был, мы проверяли. Так что отъедь от меня, придурок!

Только природная скромность мешает мне воспроизвести то слово, которое Михайлов употребил вместо «отъедь».

— Кравченко, — смущенно промямлил я. — Как же так? Не Щукин, а Кравченко? «Пальцы» хоть дашь?

По счастью, в кабинете у Михайлова стоял ксерокс. Вышел я оттуда с «пальцами», но чувствовал себя — дурак дураком. Даже моих скромных познаний хватило, чтобы с первого взгляда определить, что пальцы покойного Дубова — Кравченко не имеют ничего общего с отпечатками Шукина за которого штатовский банк пообещал целый «лимон» баксов.

— Как успехи? — вежливо осведомилась Таня Чернова поджидавшая меня в «копейке» перед зданием ОВД.

— Спасибо, хреново, — вежливо ответил я. — Поехали к Горюнову, разборки клеить будем.

Ведь чертов Щукин точно имел эту бумажку в руках раз на ней были отпечатки его пальцев. Неужели я так и лишусь моего честно заработанного миллиона?

Посетив Женьку, я, однако, прояснить ситуацию не смог. Мало того, что злосчастную бумажку теребили все, кому не лень, Дубов — Кравченко, оказывается, прошлую неделю держал ее при себе и, кому мог дать подержать, одному Богу известно.

— В округ поедем, к покойниковым родным, — распорядился я, покинув Горюновский оффис. — Поспрашиваем их немного. Если вы, Таня, не заняты сейчас.

— У них же похороны сегодня… — робко возразила спутница.

Вот, черт! Попробуй тут поработай. Действительно, не удобно лезть с расспросами в день похорон.

— Тогда домой поехали, — уныло согласился я.

— Я вас отвезу и опять в газету схожу, — предложила Таня. — Вдруг адрес родителей Кравченко удастся узнать?

— Вы, как всегда, великолепны, Ватсон, — согласился я. — Потолкайтесь среди гиен пера. Может, нам что–нибудь да обломится.

Поскольку делать дома было абсолютно нечего, постреляв в тире и поиграв в «Хайден», я занялся подготовкой ужина, то есть, салата к разогретой индейке. За этим занятием застала меня вернувшаяся домой Таня. И, хотя, адрес родителей Кравченко она добыла безо всяких проблем, настроение у моей добровольной помощницы было не важное.

— Завтрашнюю газету хотите почитать? — кисло спросила она, протянув мне мятую перепачканную краской газетенку, явно из типографского брака.

— А что там? Неужели кто–то о Щукине догадался? — перепугался я.

— Нет, — Таня грустно покачала головой. — Хуже.

Развернув замызганный краской листок, я на первой же полосе увидел скверного качества огромную фотографию собственной физиономии. Точно, снимали, когда мы ночью с Таней в машину садились.

Гигантский заголовок рядом с портретом гласил: «За поиски маньяка берется известный частный детектив!!!».

Я так и сел. Мне еще только этого не хватало.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Хуже всего, однако, оказалась не статья, где меня превозносили, как заезжую знаменитость, которая вот–вот утрет нос в конец обленившейся местной милиции, а сопутствующие ей обстоятельства. Как в любом уездном захолустье, где существует более одной газеты, конкуренция между ними шла не на жизнь, а на смерть. И, если одна газета откопала столь сенсационное событие, как появление на горизонте «известного детектива», другая, по законам жанра, просто обязана была преуменьшить значение этого факта, а то и вовсе, обвинить оппонентов в клевете на «родные органы», раздувании ненужного ажиотажа, и всяких прочих гадостях.

Заметка подобного рода готовилась именно в той газете, где отмечала свою командировку Таня Чернова. Добрые люди уже успели намекнуть ей, что сама она подается в планирующейся передовице, как моя любовница, я же — как ничтожество, пытающееся набить себе цену и личность весьма темная.